Быть координатором специальных операций – всё равно, что ходить по лезвию бритвы: один неверный шаг способен разжечь вооруженное столкновение, в результате чего много невинных жизней будет поставлено на карту; необходимо действовать быстро, так как время – самый ценный ресурс.
Стоит только провалиться в сон – звонит телефон – нужно незамедлительно вернуться на работу, и никому нет дела до того, что часы показывают четыре утра. Короткие каналы связи: едва спросонья успеваешь разобрать сообщение, как «окно» тут же закрывается, и одному только Всевышнему известно, когда оперативник, находящийся в самой гуще событий, выйдет на связь. Бесконечные кипы бумаг, накапливающиеся в геометрической прогрессии на краю стола, – похоже, ни в одном правительственном ведомстве цифровой век не скоро наступит. И, наконец, весьма щекотливый вопрос, связанный с посещением уборной, – отлучиться на пару – непозволительная роскошь; а с приёмом пищи и вовсе стоит повременить до завтра.
Кажется это третья чашка зелёного чая за сегодня; на сей раз с двумя ложками сахара и вприкуску с шоколадной конфетой, выклянченной у стажёров. В глазах песок – сказывается длительное нахождение перед мониторами. Любые попытки отвлечься, Верити с треском провалила – все мысли были заняты агентом, попавшим в переплёт: Иран никогда не скрывал своего отношения к американцам, но привлекать носителей и использовать их в своих целях – уже ни в какие ворота.
«Мы не хотим допустить повторения теракта одиннадцатого сентября», – высказалось командование. На каждый подобный случай разработан специальный протокол, согласно которому, правительство снимает с себя всю ответственность и прекращает любую поддержку со своей стороны. По-простому – избавляются от человека, присягнувшего на верность своей стране, как от банки из-под Кока-Колы. В верхах чётко дали понять: «Если ситуация накалится – мы умываем руки». Уайден не спешила влезать в спор, полагаясь на морально-этические качества прожжённых вояк, сменивших мундир на фирменный костюм; ей ещё представится шанс выебнуться в словесной дуэли – она так просто не даст им забыть об инциденте в Западной Анголе.
В сотый раз перечитав расшифровку разговора, и, изучив сопутствующие отчёты аналитиков, Верити, неожиданно, обнаружила, что в деле отсутствуют данные об организаторах этого «подпольного кружка по интересам». Отставив в сторону чай, её рука судорожно потянулась к мобильнику.
– Твою ж… Как они оказались у АНБ? – воскликнул координатор, подскочив со стула. – Почему я узнаю об этом только сейчас?
Однако кто-то уже принял за неё решение и отдал соответствующие распоряжения побочному департаменту – никто не хочет брать на себя ответственность и подчищать за собой.
– Скажите, неужели ничего нельзя сделать? Коммандер Грегсон – мой хороший друг: мы вместе играем в гольф по средам и пятницам. Проверьте, это открытая информация.
Тут Уайден вспомнила, почему у неё нет друзей среди коллег:
– Кто ограничил меня в допуске? – удивилась она, а затем продолжила, постепенно переходя на крик. – В таком случае, передайте моё сообщение: ни в какой сраный Стэнфорд его дочь не поступит – я прослежу; пусть сперва разберётся со своими жизненными ориентирами, Америка не нуждается во второй Ким Кардашян. И чтобы снова заслужить моё доверие, не знаю, ему придётся научиться срать грёбанными зефирками и блевать, мать его, радугой.
Бросив телефон на стол, женщина подошла к наглухо забитому окну – «значит, теперь так борются с суицидниками». Вид на парковку навевал тоску; небо заволокло тучами – наверное, пойдёт дождь. «А, я опять забыла зонтик дома». Постояв так немного, она вернулась за стол. Отключив кондиционер, работающий на износ, Верити ощутила волну легкого удушья, подкравшегося к горлу; невыносимая духота. Из коридора повеяло носками не первой свежести и луковыми кольцами.
– Заходи, Блейк – произнесла она, не отрываясь от электронной почты.
– Нам удалось найти подозреваемого, мэм.
– Что прости?
– Саймон сделал невозможное. Он…
– Я потом сама выясню, как ему удалось хакнуть компьютер параноика Грегсона, переходи к сути.
– Франклин Энгельс, 28 лет, в настоящий момент проживает в Тегеране. Бегло говорит на персидском. Исповедует ислам. Предвосхищая ваш следующий вопрос, мэм, он уехал из США вместе с матерью – Клэр Энгельс, кардиохирургом из «Красного Креста» – в возрасте шести лет. И вот ещё: он – носитель.
– Кто бы сомневался. Способность установили?
– Сонар. Всё в папке.
– Эти графики и символы мне ничего не говорят. У нас есть эксперт по носителям?
– А, нельзя напрямую обратиться в департамент?
– Это крайне деликатная миссия, Блейк. Теперь речь идёт не об эвакуации разведчика, а об устранении предполагаемого боевика с целью прикрыть незаконное объединение террористов, которые якобы собираются вставлять палки в колёса политике, проводимой нашим горячо любимым президентом. Чувствуешь разницу? С этим нельзя идти наверх, но и консультация не помещает. Я с этим могу потянуть до утра – не более. – Уайден насупилась, и на лбу появилась характерная морщинка. – Забронируй мне билет до Нью-Йорка и собери всё в отдельную папку, предварительно пройдясь по именам, датам, координатам и т.п. чёрным маркером – мы не хотим допустить огласку. О, и по возращении я проведу с тобой беседу по поводу этого твоего «мэм».
Через час с небольшим, Уайден сидела в приёмной Аделин Лэнсинг, главы отдела по контролю над действиями носителей. Выпускница Гарварда, за плечами которой не один год работы с носителями. Координатор нисколько не сомневалась в выборе консультанта, но душе по-прежнему скребли кошки – не к добру. Появившаяся в дверях секретарша, с наигранной улыбкой на лице, отчеканила: «Пожалуйста, проходите».
– Здравствуйте, мисс Лэнсинг. Позвольте представиться, Верити Уайден. У меня к вам дело государственной важности. Я присяду?